 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
21
сферу действия того или иного метода.
319. А тогда разве не следовало бы заявить, что между предложениями логики и эмпирическими
предложениями отсутствует четкая граница? Это как раз и есть неотчетливость границы между
правилом и эмпирическим предложением.
320. Я полагаю, здесь следует вспомнить о том, что само понятие “предложение” не слишком
отчетливо.
321. Ведь я говорю: каждое эмпирическое предложение может быть преобразовано в некий
постулат — и тогда оно становится нормой изложения. Но даже это вызывает у меня некоторое
недоверие. Это слишком общее предложение. Так и хочется сказать:
“Теоретически каждое эмпирическое предложение может быть преобразовано...”
— но что
значит здесь “теоретически”? Это звучит слишком уж в духе Логико-философского трактата.
322. А что, если бы ученик не пожелал поверить в то, что эта гора находится тут с незапамятных
времен? Мы сказали бы, что у него совершенно нет оснований для недоверия.
323. Значит, разумное недоверие должно иметь основание? Мы могли бы также сказать:
“Разумный человек верит в это”.
324. Следовательно, мы не назвали бы разумным того, кто верил бы чему-то наперекор
свидетельству науки.
325. Заявляя: мы знаем, что... — подразумевают: на нашем месте это знал бы каждый разумный
человек, сомневаться в этом было бы безрассудством. Так и МУР хочет сказать не только то, что
он знает..., но и что на его месте каждый человек, наделенный разумом, знал бы это точно так же.
326. Но кто подсказывает нам, во что разумно верить в этой ситуации?
327. Итак, можно было бы сказать: “Разумный человек верит:
Земля существовала задолго до его рождения; его жизнь протекает на земной поверхности или
же где-то поблизости; он, скажем, никогда не был на Луне, у него есть нервная система и
различные внутренние органы, как и у всех других людей и т. д.”.
328. “Я знаю это так же, как знаю, что меня зовут Л. В.”
329. “Если он сомневается в этом — что бы в данном случае ни означало „сомневаться", — он
никогда не научится этой игре”.
330. Стало быть, предложение “Я знаю...” выражает здесь готовность верить в определенные
вещи.
13.3
331. Если мы вообще надежно действуем на основании веры, то надо ли удивляться, что многое
не может подлежать сомнению?
332. Представь себе, что кто-то без претензий на философствование сказал бы: “Я не знаю, был
ли я когда-нибудь на Луне; не припомню, чтобы я там когда-нибудь был”. (Почему этот человек в
корне отличался бы от нас?) Прежде всего: как он узнал бы тогда, что побывал на Луне? Как он
это себе представляет? Сравни: “Я не знаю, был ли я когда-нибудь в деревне X”. Но ведь если бы
деревня Х находилась в Турции, я не мог бы этого сказать, поскольку знаю, что в Турции я
никогда не был.
333. Я задаю вопрос кому-то: “Был ли ты когда-нибудь в Китае?” Он отвечает: “Я не знаю”. Но
ведь тут его можно расспросить: “Ты не знаешь? Есть ли у тебя хотя бы какое-то основание
полагать, что ты, возможно, там был? Был ли ты когда-нибудь, например, вблизи китайской
границы? Были ли там твои родители, когда ты должен был родиться?”
— Обычно европейцы
все же знают, были они в Китае или нет.
334. Это значит: разумный человек сомневается в этом лишь при таких-то обстоятельствах.
335. Судебное разбирательство предполагает, что обстоятельства, сообщаемые в показаниях,
непременно правдоподобны. Например, показание, что кто-то появился на свет без родителей,
там никогда не было бы принято во внимание.
336. Но представления о том, что разумно или неразумно, изменяются. Были времена, когда
разумным казалось то, что в другое время люди считали неразумным. И наоборот. Но разве здесь
нет никакого объективного критерия? Весьма умные и образованные люди верят в библейскую
