 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
6
получал бесчисленные письма и давал свой адрес тьме людей. Если уж я ошибаюсь в этом, то
едва ли это меньшая ошибка, чем если бы я (ошибочно) верил, будто пишу по-китайски, а не по-
немецки.
71. Если бы мой друг однажды вообразил, будто он долго жил там-то и т. д., то я назвал бы это не
ошибкой, а, скорее, душевным расстройством, может быть временным.
72. Не каждое ложное верование такого рода является ошибкой.
73. Но в чем разница между ошибкой и душевным расстройством? Или же чем отличается мое
обращение с чем-нибудь как с ошибкой и — как с душевным расстройством?
74. Можно ли сказать: ошибка имеет не только причину, но и основание? То есть скажем так:
чья-то ошибка может вклиниваться в его истинное знание.
75. Верно ли следующее: если бы я просто ошибочно полагал, что здесь передо мной стоит стол,
то это еще могло бы быть заблуждением; если же я ошибочно полагаю, что этот или похожий на
него стол я видел каждый день в течение нескольких месяцев и постоянно им пользовался, то это
уже не заблуждение?
76. Моей целью, естественно, должно быть указание на то, какие высказывания здесь хочется, но
не удается сделать осмысленно.
77. Для надежности я, пожалуй, могу выполнить какое-то умножение дважды или, возможно,
дать перепроверить его кому-нибудь другому. Но не стану же я повторять умножение двадцать
раз или просить, чтобы его воспроизвели двадцать человек? И это не будет явной небрежностью.
Разве надежность и впрямь возросла бы в результате такой перепроверки?
78. А можно ли задать некое основание того, почему этого не происходит?
79. То, что я мужчина, а не женщина, может быть верифицировано; скажи же я, что являюсь
женщиной, а затем попробуй объяснить ошибку тем, что не проверил данное высказывание,
—
такое объяснение не было бы признано.
80. О моем понимании таких высказываний судят по истинности моих высказываний.
81. То есть: формулируй я какие-то ложные высказывания, — было бы неясно, понимаю ли я их.
82. Что признается достаточным для проверки высказывания,
—
относится к логике. Оно
принадлежит описанию языковой игры.
83.
Истинность определенных эмпирических предложений относится к нашей системе
референций.
84. МУР говорит: он знает, что Земля существовала задолго до его рождения. И в таком виде это
кажется его высказыванием о своей собственной особе, но плюс к тому — и о физическом мире.
С философской же точки зрения интересно не то, знает ли МУР одно или другое, а — что и как
может быть познано. Если бы МУР сообщил нам, что он знает расстояние между известными
звездами, то отсюда можно было бы заключить, что он провел особые исследования, и тогда
захотелось бы узнать, что это за исследования. Но МУР выбирает именно тот случай, где все мы,
по-видимому, знаем то же, что и он, будучи не в состоянии сказать, каким образом. Я уверен,
например, что знаю об этом (о существовании Земли) ровно столько же, сколько и МУР, и если он
знает, что дело так и обстоит, как он утверждает, то и я это знаю. В самом деле, не пришел же он
к высказанному им предложению путем размышлений, который хотя открыт и для меня, но
мною не пройден.
85. А что же входит в чье-то знание этого? Скажем, знание истории? Он должен знать, что
значит: Земля существовала уже вот столько-то лет. Ибо не всякий взрослый и толковый человек
должен знать это. Мы видим, как люди строят и разрушают дома, и задаем вопрос: “Как долго
стоял здесь этот дом?” Но как человеку приходит в голову спросить то же самое, например, о
горе? И у всех ли людей есть представление о Земле как о теле, которое может возникнуть и
исчезнуть? Почему бы мне не представлять себе Землю плоской, но бесконечно протяженной в
любом направлении (и в глубину тоже)? Но в таком случае все-таки можно было бы сказать: “Я
знаю, что эта гора существовала задолго до моего рождения”. — А что, если бы мне встретился
человек, который в это не верит?
86. Что, если в предложении Мура “Я знаю” заменить на “Я непоколебимо убежден”?
87. Нельзя ли утвердительное предложение, способное функционировать в качестве гипотезы,
