 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
7
использовать и как принцип исследования и действия? То есть нельзя ли просто отвести от него
сомнение, не прибегая к какому-то явно сформулированному правилу? Принять его как нечто
само собой разумеющееся, что никогда не ставилось под сомнение, возможно, даже никогда явно
и не выражалось.
88. Можно, например, сориентировать все наши изыскания так, чтобы с помощью определенных
явно сформулированных предложений устранять всякие сомнения. Они бы оказались на обочине
пути, по которому движется исследование.
89. Так и тянет сказать: “Все говорит за и ничто против того, что Земля существовала задолго до
моего рождения...” А разве я не мог бы все-таки верить в противоположное? Но в чем бы
практически проявилась эта вера? Возможно, кто-то скажет: “Дело не в этом. Вера есть то, что
она есть, имеет ли она какие-нибудь практические проявления или не имеет”. Полагают, будто
вера — всегда одна и та же установка человеческого духа.
90. “Я знаю” по своему простейшему значению сходно и родственно с “я вижу” (“wissen”,
“videre”)². А “Я знал, что он в комнате, но его там не было” аналогично “я видел его в комнате,
но его там не было”. “Я знаю” должно выражать отношение не между мной и смыслом
предложения (как “я верю”), но между мной и фактом. Так что данный факт принят моим
сознанием. (В этом кроется и основание того, почему люди склонны заявлять: они, в сущности,
не знают, что происходит во внешнем мире, но знают лишь то, что делается в области так
называемого чувственно данного.) Картиной познания служило бы тогда восприятие какого-то
внешнего процесса, проецируемого таким, как он есть, в глаз и в сознание путем зримого
излучения. Но тотчас же возникает вопрос, можно ли доверять этой проекции. И в самом деле,
ведь эта картина показывает созданное нами представление о познании, а не то, что подлинно
лежит в его основе.
91. Когда МУР говорит: он знает, что Земля существовала и т. д.,— то большинство из нас
согласится с тем, что она существовала так долго, и поверит тому, что он в этом убежден. Но
есть ли у него вместе с тем веские основания для такого убеждения? Ибо если их нет, то он,
несмотря ни на что, этого не знает. ( РАССЕЛ.)
92. Но вот вопрос: “Могут ли у кого-то быть веские основания верить в то, что Земля возникла
лишь незадолго до его рождения?” — Допустим, ему все время говорили бы это, — были бы у
него достаточные основания сомневаться? Люди верили, что они могут вызвать дождь; почему
бы не привить какому-нибудь королю веру в то, что мир начался вместе с ним? И вот, сойдись
МУР
и этот король вместе и начни дискутировать, смог ли бы МУР действительно доказать, что
его вера истинна? Я не говорю, что МУР не смог бы обратить короля в свою веру, но это было бы
своего рода изменением образа мысли: король был бы вынужден рассматривать мир иначе.
Поразмышляй о том, что в правильности некоего воззрения людей не раз убеждала его
простота или симметрия, склонявшая перейти к этому воззрению. В таком случае, к примеру,
просто говорят: “Так должно быть”.
93. Предложения, утверждающие, что МУР “знает” нечто, носят такой характер, что трудно себе
представить, почему кто-то должен верить в обратное. Например, предложение, что МУР всю
свою жизнь провел на Земле, не отдаляясь от нее на большое расстояние. — И опять-таки вместо
Мура я могу здесь говорить о самом себе. Что могло бы привести меня к вере в обратное? Либо
некое воспоминание, либо то, что мне сказали. — Все, что я видел или слышал, убеждает меня в
том, что ни один человек никогда не удалялся далеко от Земли. Ничто в моей картине мира не
свидетельствует об обратном.
94. Но я обрел свою картину мира не путем подтверждений ее правильности, и придерживаюсь
этой картины я тоже не потому, что убедился в ее корректности. Вовсе нет: это унаследованный
опыт, отталкиваясь от которого я различаю истинное и ложное.
95. Предложения, описывающие эту картину мира, могли бы входить в своего рода мифологию.
А их роль подобна роли правил игры; игру же можно освоить чисто практически, не зазубривая
никаких эксплицитных правил.
96. Можно было бы представить себе, что некоторые предложения, имеющие форму
эмпирических предложений, затвердели бы и функционировали как каналы для не застывших,
текучих эмпирических предложений; и что это отношение со временем менялось бы, то есть
