 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Однако попытка бездумно эксплуатировать найденную «золотую
жиду» в том или ином виде во многих других телепередачах, понятно,
успеха не принесла. Говорят, повторение — мать учения, но явно — мачеха
для всякого искусства. Нужны новые поиски, но результатов пока не видно,
и ТВ по-прежнему остается для подавляющего большинства телезрителей
простым «зрительным фоном» — наподобие артистов в ресторане, на
который косятся, дожевывая ужин или переделывая домашние дела. Хотя,
конечно, оно заслуживает большего.
Театр на протяжении XX века пережил в моей стране фантастический
взлет и падение. Стартовав в качестве элитарного учреждения культуры для
аудитории завсегдатаев, он стал постепенно практически массовым: через
него проходила с годами вся молодежь каждого крупного города, почти все
взрослые до пенсионеров включительно, чей уровень культуры хоть
сколько-нибудь поднимался над низшим. В театр шли как на праздник, в
нарядных платьях, с заранее приподнятым настроением. На сколько-нибудь
интересный спектакль очередь в кассу занимали за сутки, иногда несколько
ночей отмечались в ней. Перед входом счастливчиков ожидала толпа
спрашивающих случайно оказавшегося лишним билета (в кассу театра
возврат принципиально не допускается). Начиная с первой «оттепели», в
середине 50-х. гг., театр превращается еще и в политическую трибуну. Его
начинают теснить «оживший» после сталинского пресса кинематограф и
начинающееся ТВ. Но то и другое в значительной мере остаются
официозами. И только в театре реально возможен дух фронды.
Помню, как в середине 50-х в московском театре «Современник» шла
инсценировка известной сказки Андерсена «Новое платье короля». По ходу
спектакля четыре девицы в купальниках (тогдашний верх неприличия на
советской сцене) изображали канкан и, приплясывая, напевали «Фу-ты, ну-
ты, фу-ты, ну-ты, фу-ты, ну-ты — что за король!». И переполненный зал
встает, разражаясь бурей оваций: все видят в этой незатейливой аллегории
намек на культ личности Сталина, переходящий в культ личности Хрущева.
Но кинематограф и ТВ постепенно брали свое, и театр пустел. Из 630
советских театров уже в 70-х гг. спрашивали «лишний билет» у входа
только примерно в 30—50. В остальных залы пустовали, и их приходилось
заполнять школьниками или солдатами (за государственный счет). Такое
положение сохранялось до 1988 г. Дальше театром стала сама жизнь,
начиная с трагикомедии Съезда народных депутатов в том же году, за ходом
которого две недели, как за телесериалом, следила вся страна, и на ее
подмостках разыгрывались спектакли, более захватывающие, чем на сцене.
Да и публицистика стала давать больше ощущений, чем любая драматургия.
Театр попытался спастись пикантностью сюжетов, раздеванием актрис на
сцене догола и прочими трюками, растянувшими агонию западного театра
более чем на двадцать лет. Советскому театру хватило для этого же самого
всего двух лет. Сегодня он в сложном положении. Остались прекрасные
актеры и режиссеры, время от время появляются блестящие новые
спектакли. И в десятках театров по-прежнему аншлаг, но в принципе
«старый» театр обречен, если не придать ему какое-то «второе дыхание».
Еще более замысловатую траекторию взлета и падения проделал
кинематограф. Распространение в СССР звукового кино совпало с
установлением личной диктатуры Сталина. Диктатор полностью взял на
вооружение завет Ленина: «Из всех искусств для нас важнейшим является
