 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
этот разбор из необходимости оказался бы чрезмерно пространным и завел бы нас слишком
далеко. Поэтому не вдаваясь в более подробные обоснования, я под религией буду прежде
всего понимать утверждение человеком всего вечного, той вечной жизни в человеке, которая
не может быть доказана и введена из данных низшей жизни. Еврей – человек неверующий.
Вера –это определенное действие человека, с помощью которого он становится в известные
отношения к бытию. Религиозная вера направлена исключительно на вневременное,
абсолютное бытие, на вечную жизнь, как гласит язык религии. Еврей, в глубочайшей основе
своей, есть ничто, и именно потому, что он ни во что не верит.
Вера есть все. Но не в том дело, верит ли человек в Бога или нет: верил бы он хотя бы в
свой атеизм. Как раз в этом-то и вся беда: еврей ни во что не верит, он не верит в свою веру,
он сомневается в своем сомнении. Он неспособен насквозь проникнуться сознанием своего
торжества, но он также не в состоянии всецело уйти в свое несчастье. Он никогда не
относится серьезно к себе самому, поэтому у него нет и серьезного отношения к другим
людям и вещам. Быть евреем представляет собою какое-то внутреннее удобство, за которое
приходится расплачиваться разными внешними неудобствами.
Этим мы, наконец, подошли к самой существенной разнице между евреем и женщиной.
Их сходство в глубочайшей основе своей покоится на том, что еврей так же мало верит в
себя, как и она. Но она верит в Другого, в мужчину, в ребенка, «в любовь», у нее имеется
какой-то центр тяжести, но он лежит вне ее. Еврей же ни во что не верит: ни в себя, ни в
Других. Он также не находит отклика в душе другого, не в состоянии пустить в нее глубокие
корни, как и женщина. Отсутствие всякой почвы под его ногами получает как бы
символическое выражение в его абсолютном непонимании землевладения и в том
предпочтении, которое он отдает движимой собственности.
Женщина верит в мужчину, в мужчину вне себя, в мужчину в себе самой, в мужчину,
которым она насквозь проникается в духовном отношении. Благодаря этому она приобретает
способность серьезно относиться к себе самой». Еврей никогда серьезно не считает что-либо
истинным и нерушимым, священным и неприкосновенным. Поэтому у него всегда
фривольный тон, поэтому он всегда надо всем острит. Христианство какого-либо
христианина для него очень сомнительная вещь, и он уж, конечно, не поверит в искренность
крещения еврея. Но он даже не вполне реалистичен и уж ни в коем случае не настоящий
эмпирик. Здесь следует свести одно очень важное ограничение в прежние положения
выставленные нами в известном соответствии со взглядами Г. С. Чемберлена. Еврею чужда
та настоящая имманентность, которая свойственна английскому философу опытного мира.
Дело в том, что позитивизм истинного эмпириста верит в возможность для человека
приобрести вполне законченное познание внутри чувственного мира, он надеется на
завершение системы точной науки. Еврей же не верит в свое значение. Тем не менее он
далеко не скептик, так как он не убежден в своем скептицизме. Между тем, даже над
абсолютно аметафизической системой, как философия Авенариуса, реет дух какой-то
благоговейной озабоченности. Мало того, релятивистические воззрения Эрнста Маха, и те
даже проникнуты благочестием, исполненным радостного упования. Эмпиризм, пожалуй, и
не глубок, но его поэтому еще нельзя назвать еврейским.
Еврей – неблагочестивый человек в самом широком смысле. Благочестие есть качество,
которое не может существовать наряду с другими вещами, или вне их. Благочестие есть
основа всего, базис, на котором возвышается все остальное. Еврея считают прозаичным уже
потому, что он лишен широты размаха, что он не стремится к первоисточнику бытия. Но это
несправедливо. Всякая настоящая внутренняа культура, все то, что человек считает истиной,
содержит в основе своей веру, нуждается в благочестии. На той же основе покоится и тот
факт, что для человека существует культура, что для него существует истина, что
существуют ценности. Но благочестие далеко еще не то, что обнаруживается в одной только
мистике или религии, оно таится в глубоких основах всякой науки, всякого скептицизма,
всего того, к чему человек относится с искренней серьезностью. Не подлежит никакому
сомнению, что благочестие может проявляться в самых разнообразных формах: вдохновение
