 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Весьма возможно, что развитое здесь, поразительное суждение о учении будет
отвергнуто с глубоким возмущением на том основании, что исходя из него, мы с
необходимостью должны признать за Шекспиром всю пошлость Фальстафа, низость Яго,
грубость Калибана. Тем самым мы как будто унижаем моральное достоинство великих
людей, приписывая им понимание всего отвратительного и мелкого. И следует признать, что
согласно этому взгляду все великие люди, действительно, исполнены многочисленных,
самых сильных страстей и низменных влечений (подтверждением чего, впрочем, могут
служить их биографии).
Однако, этот упрек не основателен. Это ясно станет по мере дальнейшего углубления в
сущность разбираемого вопроса. Пока же я замечу, что только поверхностное размышление
могло сделать такое заключение из приведенных предпосылок, мне представляется более,
чем вероятным, что они приведут нас к диаметрально-противоположному выводу. Золя,
столь хорошо понимающий мотивы убийства из страсти, тем не менее ни одного подобного
убийства не совершил бы сам, а именно потому, что в нем таится еще так много другого.
Действительный убийца этого рода является жертвой своей страсти, в художнике же,
изображающем его, искушению противится все богатство его духовного мира. Это духовное
богатство и есть причина того, что Золя знает этого убийцу из страсти лучше, чем этот
убийца знает самого себя, но познать он в состоянии будет только тогда, когда он лично
испытает на себе всю силу влечения убийцы отсюда – художник стоит лицом к лицу с
искушением, с полной готовностью подавить и защититься от него. Таким образом
одухотворяется преступное влечение в великом человеке, возносится в степень мотива к
художественному творчеству, как у Золя, или к философской концепции «радикального зла»,
как у Канта, а потому не толкает его на путь преступного деяния.
Из огромного числа возможностей, присущих высоко– одаренным личностям,
вытекают весьма важные последствия, возвращающие нас к развитой нами в прошлой главе
теории генид. То, что мы включаем в себя, мы замечаем с большей легкостью, чем то, чего
мы не понимаем (будь это иначе, немыслимо было бы никакое общение между людьми они
большей частью совершенно не знают, как часто они друг друга не понимают). Гений же,
который значительно больше понимает чем обыкновенный человек, будет также и больше
подмечать. Интриган без труда заметит человека, сродственного ему. Страстный игрок сразу
заметит, когда другой чувствует сильное влечение к игре, в то время, как то же
обстоятельство ускользнет совершенно от внимания прочих людей. «Der Art versiesht du dich
besser», – говорит вагнеровский «Зигфрид». Относительно же более одаренного человека
было сказано, что он поймет каждого человека лучше, чем последний самого себя, при том
предположении, что он кроме этого человека вмещает в себе нечто большее, точнее, если он
воплощает в себе этого человека и его противоположность. Двойственность является
необходимым условием восприятия и понимания. Примером служит психология, которая на
вопрос. что является решающим условием сознания, «самоотрешения», ответит: контраст.
Если в мире все решительно было бы серо, то люди совершенно лишены были бы
представления цвета, не говоря уже о понятии цвета. Шум, полный однообразных звуков,
легко вызывает сонливое состояние в человеке: двойственность (свет, разъединяющий и
различающий вещи)– вот причина бодрствующего сознания.
Потому никто не в состоянии себя понять, хотя бы он всю жизнь беспрерывно и зорко
следил за собою. Человек же всегда может понять другого, с которым он, правда, сходен, но
сходство это не исчерпывает всех сторон его духовного мира. У него столько же общего с
его противоположностью, сколько общего у последней с ним самим. В этом подразделении
лежат наиболее выгодные условия понимания: вышеприведенный пример Клейста. Итак,
понять человека значит – иметь в себе этого человека и его противоположность.
Для того, чтобы дойти к сознанию одного только члена какой-нибудь пары, человеку
необходимо вместить в себе целый ряд противоположных пар. Это положение вполне
подтверждается физиологическими доказательствами учения о цветовом ощущении глаза. Я
приведу здесь только всем знакомое явление, что световая слепота простирается на оба
